Расистская школьная система и вызванная этим неуверенность в себе почти сбили Эзбен с ее собственного пути. 25-летняя девушка с турецкими корнями не позволила себя сломить и продолжает преследовать свою мечту стать журналистом. Ее цель: произвести революцию в медиа-пространстве, не прогибаясь под систему.

Автор: Эзбен Эналь, фотографии: Зои Опратко

Foto: Zoe Opratko

Моя классная руководительница сказала мне в 12 лет, что мне нет смысла идти в гимназию. По ее словам, мои навыки чтения и письма все еще не были на достаточном уровне, в то время как у Леони — моей одноклассницы — оценки по немецкому были хуже, но она без проблем получила от учительницы рекомендацию. После урока она отвела меня в сторонку и сказала, что, возможно, причина в том, что у нас дома говорят в основном на турецком, а в Германии невозможно, чтобы все получили аттестат зрелости — и я, по ее мнению, для этого не предназначена. Ведь стране также нужны люди, которые будут выполнять «другие работы». Ее замечание, унизительное на многих уровнях, основано на капиталистической, классовой и эксплуатационной концепции, согласно которой эти работы, предназначенные для нас уже десятилетиями, классифицируются как профессии с меньшим престижем и заработной платой, требующие тяжелого физического труда и практически не дающие перспективы продвижения вверх.

После серии случайностей, достойной сценария фильма, в конце концов, я все-таки получила рекомендацию для поступления в гимназию, которая тогда была обязательной. В тот момент, когда моя классная руководительница, катаясь на лыжах, сломала ногу и какое-то время отсутствовала в школе, а наша директриса, разделяющая ее мнение, упав со ступенек, потеряла работоспособность, моя учительница английского языка сказала моей матери: «Я не вижу причин, почему ваша дочь не должна поступить в гимназию», — и выдала мне рекомендацию. Так что я как-то смогла проскользнуть сквозь расистскую систему образования и затем поступить в университет. И это огромная привилегия. Но что происходит, когда я из-за различных причин живу в постоянном страхе, что никогда не стану достаточно умной? Правильно — рано или поздно я начинаю сама в это верить.

Foto: Zoe Opratko

Недостаток самоуверенности

Я хорошо помню, как семь лет назад я сидела за кухонным столом у семьи моей подруги в надежде, что никто не станет задавать мне вопросы. Речь шла о политике Эрдогана в Турции. В то время это была самая горячо обсуждаемая тема в Германии. В этой образованной семье на хорошем немецком языке обсуждались вопросы все большего превращения Турции в диктатуру, и мне было стыдно, что я не понимала значения некоторых слов. Я так боялась, что меня посчитают глупой, что отмалчивалась, соглашаясь с высказываниями за столом, не решаясь добавить что-то свое, хотя у меня и было собственное мнение на этот счет. Но у меня всегда было ощущение, что я недостаточно умна, чтобы добавить что-то по существу. Так происходило под влиянием опыта моих родителей, моих бабушек-дедушек и моего собственного опыта. Например, когда меня спрашивали, что я думаю об Эрдогане, то это было не потому, что разговор был на равных, а потому, что в этот момент я как турчанка против моей воли проходила тупой тест по интеграции.

Foto: Zoe Opratko

Неуверенность отступает, но никогда не исчезает полностью

Все еще случаются ситуации, при которых я особенно осторожна в формулировках, если чувствую себя неуверенно, когда мне бросают презрительные взгляды или говорят со мной свысока. Но бывают моменты, когда я преодолеваю свои комплексы, ощущая настоятельную необходимость сказать: «Вот, смотрите — я умная!». Раньше я и сама в это не верила, но сейчас я знаю: да, это так. Тот внутренний голос, который мне говорит обратное, что я все еще должна что-то доказывать другим, становится все тише, но он по-прежнему со мной. Эта неуверенность, вероятно, никогда полностью не уйдет, но я больше никогда не позволю себя убедить в том, что я неспособна делать то, что я на самом деле умею.

Нет пассивному отношению

«Я хочу отобрать у немцев их работу. Я не хочу занимать те места, которые предназначены для меня, а хочу те, которые они оставляют для себя — с теми же условиями, той же зарплатой и теми же возможностями продвижения», — пишет Фатма Айдемир в своем эссе «Работа», опубликованном в сборнике «Ваша родина — наш кошмар». Эта фраза сразу что-то во мне пробудила.

С одной стороны, потому что я видела себя в семейной истории Айдемир: мой дедушка впервые приехал в Германию в 1964 году в качестве так называемого гастарбайтера, чтобы бороться за лучшее будущее и накопить деньги на строительство дома в Турции. Но ему хотелось обеспечить своей семье более высокий уровень жизни и несколько лет спустя он перевез ее в Германию, чтобы они там выросли и пошли в школу. Многие годы он трудился на фабриках и сегодня страдает от физических ограничений как горькое следствие тяжелой работы. Так же, как и моя бабушка, которая в то время работала уборщицей в разных домах, чтобы финансово поддержать моего дедушку. Тот языковой барьер, который остался, потому что из-за работы просто не хватало времени выучить немецкий язык, а также постоянное ощущение, что они лишь гости, привели к их пассивному отношению и принятию дискриминации и расизма. Они принимали это, потому что у них не было достаточно уверенности в себе и мужества, чтобы защищаться. У моих родителей, приехавших в Германию в возрасте 9 и 22 лет, долгое время была похожая ситуация. Для них не было ничего важнее хорошего образования у детей и хорошего впечатления, которое они, как ассимилированная — простите, я имею в виду интегрированная, примерная семья, считали нужным оставить. Но со временем обоим пришлось научиться отстаивать свои права.

С другой стороны эта фраза Айдемир является призывом, что не надо больше, понурив голову,  соглашаться из-за внутренних страхов и робости с социальной иерархией, основанной на расизме, а нужно теперь во втором или третьем поколении бороться с этим, причем во всеуслышание.

В последние годы и благодаря практике в Бибер-Академии, которую я закончила несколько месяцев назад, я осознала, что умение писать — что-то, что раньше было лишь моим хобби — и мои интересы в области общественно-политических событий на самом деле могут открыть передо мной профессиональный путь в качестве журналиста. Я поняла, что у меня есть способность писать тексты, с которыми другие люди могут себя идентифицировать. У меня есть собственное мнение и умение его выразить. Умение обсуждать с другими, обмениваться мнениями, отстаивать свою позицию и в то же время быть готовой изменить свое мнение. Я осознала, что у меня есть голос, который заслуживает быть услышанным так же, как и голоса других. Голос, который должен быть услышан. Возможно, даже такой голос, который важнее многих.

Foto: Zoe Opratko

Разнообразие — это по-прежнему миф

Доля журналистов с миграционным бэкграундом все еще слишком низка, чтобы они могли адекватно представлять общество Германии или Австрии. Согласно исследованию 2021 года, только шесть процентов австрийских журналистов имеют миграционные корни. О главных редакторах и говорить не приходится. В 2020 году исследование организации «Neue deutsche Medienmacher*innen» [нем.: «Новые немецкие медиа-мейкеры»] показало, что в Германии только около шести процентов главных редакторов самых популярных СМИ имеют миграционное происхождение, половина из них из соседних стран или стран ЕС. Это приводит к тому, что СМИ уже не отражают полную общественную реальность и разрабатывают опасные нарративы о маргинализированных группах, которые оказывают огромное влияние на общественное мнение. Это не новая информация — на нехватку разнообразия в СМИ и на связанные с этим опасности уже несколько лет обращают внимание, но изменения происходят медленно. Поэтому не случайно, что такие ключевые слова, как «миграция» или «ислам», все еще в основном встречаются в негативном контексте.

Я не хочу сказать, что единственными темами, в которых у нас есть экспертные знания, являются миграция, интеграция и расизм — наоборот. Было бы глупо предполагать, что мы считаем себя экспертами по этим вопросам только потому, что у нас есть родители с миграционным прошлым. Но мы нужны для того, чтобы отражать нашу реальность — наши перспективы, наш взгляд на вещи. У моих бабушки и дедушки, и у моих родителей этого не получилось, и их реальность никогда не была отражена. И именно поэтому я хочу занять места, которые долгое время были недоступны для нас. Я хочу быть услышанной и некомфортной, я хочу поставить Германию перед зеркалом, не испытывая опасений, и я хочу способствовать революции в медиа-сфере, которая так давно назрела, без необходимости полностью при этом ассимилироваться. Закончить хотелось бы словами Фатмы Айдемир: «Моя немецкая мечта заключается в том, чтобы мы, наконец, смогли взять то, что принадлежит нам по праву — без того, чтобы это нас погубило».

Эзбен Эналь 25 лет и у нее турецкие корни. Она работает внештатным журналистом и изучает журналистику на степень магистра. В своих работах она затрагивает такие темы, как социальная критика, антирасизм и турецкая политика.